Говард Брисбейн
Апрель 1962 года
Моряки па борту эсминца видели парусник и слышали скрип его оснастки, но па экране радара почему-то ничего не было.
В конце боевого 1942 года в сотне миль к северо-западу от Сан-Франциско старенький эсминец ВМС США «Кеннисон» практически ощупью пробирался в ночном тумане к заливу Золотые Ворота. Но прежде чем с борта эсминца увидели безопасную гавань, экипажу было суждено узреть нечто незримое. Некая сила уже вела корабль навстречу первому судну призрачной флотилии. А было еще и второе.
Оператор радара следил за экраном, дожидаясь, когда на нем появится цепочка вспышек, сообщающая, что эсминец подходит к островам Фараллон, лежащий как раз напротив устья Золотых Ворот. Свободные от вахты матросы уже довольно явственно выказывали симптомы «канальной лихорадки» — гладили темно-синюю форму, чтобы отправиться в увольнительную, и болтали о предстоящих свиданиях со своими девчонками.
В тот день я стоял впередсмотрящим на шлюпочной палубе «Кеннисона». Передо мной маячили размытые очертания капитанского мостика. В противоположной стороне, ближе к корме, виднелась такая же размытая фигура парня по прозвищу Тренога, нашего оператора управления огнем; расставив ноги, которых у Треноги было две, он стоял на вахте над кормовой пушечной палубой.
Внезапно мои размышления о сочных отбивных и смазливых девицах были прерваны тихим шипением, доносившимся со стороны левого борта. Звук нарастал, источник его приближался. Я услышал писк, потом — скрип и хлопанье парусов. Звуки удалялись по направлению к нашей корме. Я нажал кнопку головного телефона, но не успел доложить о шумах по левому борту, потому что услышал возбужденный голос Джека Корнелия, торпедиста первого класса, уроженца Чикаго, штат Иллинойс:.
— Тренога! Тренога! Глянь-ка за корму! — кричал Джек, стоявший практически над винтами. И, словно спохватившись, добавил: — Корма вызывает мостик!
— Мостик слушает!
— Господи, Джек! — послышался вопль Треноги. — Я что-то вижу! Но что это такое?
— Не знаю. То есть это корабль, но…
— Мостик вызывает корму. Корнелий, что у вас там?
— Какой-то корабль чуть не отшиб нам винты, прошел в нескольких ярдах. Двухмачтовый парусник.
— Понятно. — Наступила тишина: матрос докладывал вахтенному офицеру.
— Каким курсом он идет? Где он сейчас?
— Курс сто тридцать пять относительно нашего. Сейчас он где-то по правому борту у кормы.
Спустя пару минут послышался голос вахтенного офицера:
— Корнелий, вы говорите, что это двухмачтовый парусник?
— Да, сэр.
— Странно. Радар ничего не показывает. Двухмачтовый? Хм… Нечасто встретишь сейчас такой у побережья.
— Сэр, то, что я видел, и впрямь большая редкость. Ни на палубе, ни за штурвалом никого не было! Я видел это с кормовой надстройки.
— Что?
— Именно так, сэр! За штурвалом никого.
Эта весть разлетелась по кораблю с быстротой лесного пожара. В полдень за обедом матросы беспощадно подначивали Джека, высмеивая его доклад о корабле-призраке, но парень не обижался. А потом я подошел к нему и сказал, что слышал плеск рассекаемой форштевнем воды и скрип парусной оснастки.
Джек поведал мне, что видел корабль секунд двадцать-тридцать. За это время он успел разглядеть, что судно не покрашено, его палуба и оснастка полуразрушены. Оно шло под парусом, но холстина была разодрана в клочья.
— Мы с Треногой его видели, а ты слышал, — едва заметно дрожа, сказал мне Джек. — Конечно, поначалу я опешил и струхнул, потому что мы едва не столкнулись. А потом разглядел эту посудину получше и покрылся гусиной кожей.
Через пять месяцев, в апреле 1943 года, я все еще служил на «Кеннисоне». Эсминец споро шел на восток и был милях в пятидесяти западнее Сан-Диего. Мы возвращались в порт, проведя через «пояс подлодок» воинский транспорт «Лэрлайн», который шел в Гонолулу.
Поверхность воды была гладкой, как столешница, ее освещали звезды. Предполуночную вахту несли Карлтон Хэнсчел из Сан-Диего и я; мы стояли на мостике, наслаждаясь дивной ночью. Поднеся к глазам бинокль, я медленно повел его вдоль линии горизонта и вдруг увидел белый гребень, поднимаемый форштевнем волны. Впереди по правому борту было какое-то судно. Чуть приподняв бинокль и наведя резкость, я разглядел силуэт сухогруза класса «либерти». Он на всех парах шел встречным курсом на запад.
— Там судно, Хэнсчел, — сообщил я.
Мой напарник поднял бинокль.
— Ага, вижу. Радар его небось миль за двадцать углядел. Надо доложить вахтенному офицеру, а то он нас поедом съест.
Я сообщил на мостик:
— Судно курсом ноль четыре пять, угол цели такой же, дистанция полторы тысячи ярдов.
Я услышал, как матрос на ходовом мостике передает эти сведения вахтенному офицеру, лейтенанту Ричарду Янгу из Беркли (Калифорния), который был прямо под нами, в рубке рулевого.
Вахтенный офицер вышел на правое крыло мостика и подержал дверь, за которой сидел оператор радара.
— Эй, просыпайтесь там! — крикнул он. — У нас по правому борту сухогруз «либерти», а вы молчите, как рыбы.
— Мистер Янг, у нас чистый экран, — раздраженно ответил вахтенный оператор.
Янг вошел в рубку и пробыл там несколько минут.
Мы не стали посылать на сухогруз никаких запросов — ни световых, ни радиосигналов. Командование ВМС предпочитало не окликать дружественные суда за пределами зоны боевых действий. Да и вообще сигналы подавались лишь в случае крайней необходимости, например, при угрозе нападения подводных лодок противника. Но если бы мы потребовали, чтобы встреченный сухогруз передал сведения о себе, из этого могла бы получиться очень занятная история.
Я следил за судном в бинокль и невооруженным глазом, как это делают ночью: смотрел не прямо на сухогруз, а чуть в сторону. Когда мне это наскучило, мы с Хэнсчелом возобновили прерванную беседу, но тут снизу раздался крик вахтенного офицера:
— Брисбейн! Сообщите о судне, а то я его что-то не вижу.
Я направил бинокль на правый конец билса. Ничего. Тогда я оглядел море по правому борту и впереди, и сзади. На это ушла целая минута.
— Я тоже не вижу, сэр, — растерянно доложил я. — Его нет.
А ведь каких-то тридцать секунд назад я видел судно в бинокль — громадное, казавшееся вполне осязаемым.
— Что за чушь? Оно должно быть там, я же видел! Клубов тумана нет, слепых зон тоже. Ни взрывов, ни сигналов SOS. Даже если этот сухогруз изменил курс и уходит на всех парах, мы все равно должны видеть его за много миль.
— Да, сэр.
Я был искренне согласен с ним, но судно-то исчезло!
Вахтенный офицер приказал всем наблюдателям наверху внимательно оглядеть горизонт. Один за другим матросы доложили, что видели только пустое море. Пустое море, пустые экраны радаров. Команда «Кеннисона» дважды встречала корабли, которые исчезали из виду за несколько секунд.
В принципе, этому можно найти разумное объяснение: незамеченная вовремя неисправность радара, миражи, суда, покинутые командой. Но я видел одно из этих судов и слышал другое и утверждаю, что логические объяснения тут не годятся. Уверен, что призрачная флотилия, бороздящая моря, как это делает пресловутый «Летучий Голландец» — это пси-феномен. Вот уже много веков вполне разумные и надежные люди сообщают о встречах с кораблями-призраками. С 1831 по 1865 год, например, мореходы триста раз видели такие призраки и заносили сведения о них в судовые журналы.
Судовой журнал — это юридический документ, имеющий особый статус. Баек и сплетен капитаны в него не записывают. На страницах судового журнала нет ничего, кроме правды — такой, какой ее видит моряк. Считайте, что моя статья — выдержки из судового журнала эсминца «Кеннисон», поблизости от которого действительно появлялись корабли-призраки.
0
